В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги
раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные
грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской
кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду
сыпал сухарные крошки и заправлял солью.
В такие-то голодные дни
солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто
привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все
увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.
Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сва-рим!
Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.
Но
когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею
спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми
глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и
растоптанные башмаки.
-Эй, братва! - крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.
Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.
Да
и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые
мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было.
Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за
ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал
солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.
Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:
-Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.
Наступили
холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился.
Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О
рыжем солдате и его овсянке все забыли.
Готовилось большое наступление.
По
скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехот-ных
батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки.
Готовился
к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки
открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.
Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.
Самолёты
улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы.
Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в
немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в
грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег
холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом
свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.
Когда
Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану,
положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки
заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука
стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он
хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной
шинели.
-Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара.
Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.
В
сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на
носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу,
военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.
Лёжа на носилках,
Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К
саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в
снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак
были полузакрыты.
К собакам подошёл санитар. В руках у него была
каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в
снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И
тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею
и забрал у них мешок овсянки.
Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил:
-А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой.
Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:
-Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал.
Как увидел в снегу, так и узнал.
И добавил убеждённо: Жить будешь! Не
робей!